История девяносто шестая,
О том самом просаке.
Наверное, всякий знает, что такое попасть впросак, или сесть в лужу. Не самое приятное дело, тут же можно самому себе честно признаться. Даже если после всё завершилось к общему удовольствию, а то - и веселью. Но ведь грызёт же, бывает, червячок сомнения, а не надо мной ли смеются все? Не считаю ли идиотом? Быть может, лишь для вида похлопывают по плечу, весело посмеиваясь, а на деле… Да уж, чего только не нарисует нам воображение, и ведь если человек имеет характер порывистый, склонный к действию, а не размышлению над ними, то всё может закончиться крайне неприятно. Как для него, так и для всех.
Наш герой, как раз принадлежал ко второй категории людей, и вовсе не был склонен к опрометчивым действиям. Однако то ли звёзды в тот день сошлись, то ли он сильно устал от бестолковых хождений по городу с инженером Шейблером, а может ещё по какой причине, которую и сформулировать нельзя, но произошло именно то, что произошло.
Аккуратный двухэтажный дом М.Т. Септер, в котором сдавались вполне приличные меблированные комнаты, как нельзя лучше соответствовал определению «особнячок». При виде его у нашего героя на секунду ёкнуло сердце, так он напомнил очень похожий дом генеральши Звягиной, история с которым едва не стоила ему жизни. Правда, она стоила ему жилья, но это уже совсем другая история, которую, читатель, ты и так уже знаешь.
Он с первого взгляда понравился инженеру Шейблеру, и наш герой был этим фактом обрадован. Первый шаг на пути к успешному завершению этой затянувшейся эпопеи был сделан. Они поднялись на второй этаж, и вот тут-то и произошла, можно сказать, историческая встреча. Потому что в коридоре он встретил госпожу Острожскую под ручку с представительной наружности человеком, одетым в дорогой костюм и при элегантной шляпе.
Как уже говорилось выше, обычно Степан был вовсе не склонен к опрометчивым действиям или заявлениям, однако сегодня всё было иначе.
- Вот, значит, какие у вас дела, госпожа Острожская, - заявил он, - теперь мне всё понятно.
- Относительно чего? – вскинула бровь Аглая.
- Относительно вас, - с нотками праведного гнева в голосе выпалил Степан.
- Кажется, мы с вами попали в эпицентр едва ли не семейного скандала, - неожиданно обратился к спутнику нашего героя спутник Острожской. – Знал я, что Ростов-на-Дону город южный, но чтобы такие африканские страсти…
- Господин Помогаев, быть может, изволите объясниться? – поинтересовался у Степана инженер Шейблер.
И тут наш герой почувствовал себя дураком из «Комедии ошибок» великого Шекспира. Очень хотелось провалиться под землю, прямо сквозь перекрытия дома Септер. Ему вспомнились слова Острожской о том, что она ведёт несговорчивого клиента показывать меблированные комнаты. И надо же было такому приключиться, что они выбрали одни и те же. Хотя это и совпадением назвать нельзя – меблированные комнаты в доме Септер были известны многим, и то, что есть свободные, наш герой узнал буквально сегодня утром. Он собирался вести туда Шейблера завтра, дав отдохнуть инженеру и себе.
Объясняться пришлось Острожской, а Степану оставалось лишь слушать её и сгорать от стыда. Та легко свела всё к шутке. Тем более, как оказалось, и инженеры были знакомы между собой. Получила объяснение и привередливость обоих.
- Очень уж хотелось, - посмеиваясь, больше над собой, конечно, рассказывал спутник Острожской по фамилии Пульс, тоже инженер, - чтобы место было не хуже, чем у товарища. Чтобы похвастать перед ним – мол, гляди как я тут устроился. Вас ведь такая же страстишка терзала, а? Ну, признайтесь? – пытал он Шейблера.
Однако тот хранил серьёзность, которая говорила сама за себя.
В общем, усилиями Острожской, и благодаря лёгкому характеру инженера Пульса, удалось выйти из этого положения, как говорится, без потерь.
Оба инженера поселились в меблированных комнатах в доме Септер – получилось уж точно не хуже, чем у товарища. Комиссия была уплачена полностью, и даже сверх того. Пульс накинул Острожской щедрые премиальные – за мучения с ним и его капризы, и, конечно же, Шейблер не остался в долгу.
И лишь уязвлённая гордость нашего героя не давала ему покоя. Он почти ничего не сказал, кроме обязательных вежливых слов и прощания. Но самое неприятное, так и не смог поднять взгляд, чтобы посмотреть в глаза госпоже Острожской.
